Здесь, на даче у крестной, я заново обретала свою целостность.
Я могла бы стать крупным экспертом по созависимым отношениям
Но я не собиралась бравировать квалификацией такого рода.
Больше всего я хотела из всего этого выйти.
Вспомнить о том, что это такое – быть просто Нетой. Самой по себе Нетой. Ничьей. Своей собственной.
Заново обрести цельность.
Годы детства и годы учебы. Время взросления, время роста.
Слишком многие из них были связаны с Виком.
Создавалось впечатление, что без него бы их как будто и не было… Он до жути часто мелькал в моих воспоминаниях, и были они свежи и ярки. Наверно, потому что с ним все было почти в первый раз… Я отдала ему самые чистые, самые лучшие свои чувства. Общаясь с мужчинами впоследствии, я не могла уже смотреть на них тем незамутненным, полным детской наивности взглядом, что на Вика. Мне было очень трудно их идеализировать, а Вика не идеализировать я просто не могла – я ведь была еще совсем юным существом, когда мы познакомились.
Я не могла его просчитывать, потому что была совсем дурочкой, почти без опыта.
Это сейчас я читала его как открытую книгу, знала, что он думает, что чувствует. Когда-то это было совсем не так, он был для меня загадкой.
Когда-то все люди были тайной. Но существа противоположного пола представлялись тайной в квадрате, они ведь думают и чувствуют совсем не так, как ты…
И Вик был совсем другим, непохожим, но он также, как я, был влюблен в искусство. Смотрел вокруг особым взглядом, каким смотрит только художник, который, не ища, находит объект изображения. Нет поиска, а глядишь – что рисовать, уже найдено.
И хочется поставить, посадить так, чтоб был свет, чтоб можно было изобразить – влюбленно, трепетно. Художник видит – и другим показывает, как можно. Протирает тряпкой запылившееся стекло реальности, смахивает с него соринки, радостно распахивает занавески: глядите!
Что же вы не смотрите, что же вы не смотрите! Красота-то какая!
Нас связала любовь к красоте. К тому страшному, недружелюбному, но все же чудесному миру, в котором мы живем.
Такие разные, мы были все же одного поля ягоды.
Интересно, если бы Вик не начал зарабатывать, как бы все было? Если бы не необходимость работать ради денег, снимать чужие свадьбы, искать клиентов на семейные фотосессии, часами обрабатывать неинтересный материал, смог бы он добиться большего?
У него-то не было запасной квартиры, которую можно было бы сдавать.
Мне становится жаль его и в то же время, в то же время…
В моей голове живет слишком много воспоминаний.
Мальчик, ждущий меня в вестибюле академии.
Прогулки по городу: рука в руке, и я не успеваю за его быстрым шагом.
Он пытается работать в векторе за компом, а я отвлекаю, закрываю глаза руками и целую в шею.
Но стоит сосредоточиться на милых, светлых моментах, как почему-то в голову сразу лезет другое.
Мы на каком-то концерте, второй-третий курс, на стадионе, первые ряды у сцены, кто-то из парней рядом курит и, судя по всему, не табак. От этого запаха и тесноты у меня темнеет в глазах, я теряю зрение. «Наверно, я сейчас упаду в обморок, а тут толпа, нужно выйти», – мелькает на удивление трезвая мысль (впрочем, в критических ситуациях я всегда собираюсь). И я пробираюсь сквозь людское месиво на воздух…
Он даже ничего не заметил.
Не заметил, что мне плохо.
На то, что со мной что-то не так, обратил внимание друг, Сашка Сырник. Он вообще был ближе к жизни.
Потом ребята подошли, спросили, все ли в порядке.
Я сказала, мол, да, в глазах к тому времени прояснилось, но чувствовала себя все-таки не очень и осталась на одном из пластиковых стульев там, где не было толпы и давки.
А Вик вернулся скакать к сцене.
Он был просто совсем молодой, да….
Да-да-да, но ведь все уже было понятно уже тогда.
Я никогда не преодолела бы его эгоизм, это было невозможно. Да нет, вообще союз двух эгоцентриков обречен.
О нет… Я не хотела в это возвращаться.
Я хотела из всего этого выйти.
Первый день на даче я провожу, занятая хозяйственными вопросами. Нужно прогреть дом, нужно приготовить какую-никакую еду. Застелить постель, раскидать вещи: зубная щетка, зубная паста, полотенце, расческа. Создать вокруг себя привычную атмосферу беспорядочного уюта.
Я выключила телефон – нужно было прочистить мозги.
Я сама не поняла, как это произошло.
Просто вдруг обнаружила себя сидящей за столом с листом бумаги, лихорадочно набрасывающей вспыхивающие в голове образы.
Вик за компом. Вик с карандашом в руке. Вик в вестибюле академии – вид сверху, я смотрю с лестницы. Вик и я гуляем по городу – осень, под ногами листья, на заднем плане тень от маленького белого храма. Пышный букет вульгарных роз в моих руках – он дарил мне розы на все праздники, я их так любила.
Запой продолжался три дня.
Это были не шедевры, конечно, хотя, может быть, что-то из этих эскизов я когда-то и покажу публике.
Это была скорее психотерапия, проработка заевшей темы. Освобождение от любовного невроза.
Перенося на бумагу образы прошлого, я становилась свободной.
Я восстанавливала себя – такой, которую помнила.
Извлекать креатив даже из своей боли – как это, в сущности, жестоко.
Но творческий человек не умеет иначе.